Фаина Раневская

Жертва ХераСимы
Сотрудница радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт... Раневская называла ее "жертва ХераСимы".

Обнимите меня на прощание
Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна и кухней, и обслуживанием. - Позовите директора, - сказал она, расплатившись. А когда тот пришел, предложила ему обняться. - Зачем? - смутился тот. - Обнимите меня, - повторила Фаина Георгиевна и добавила, - на прощание. Больше вы меня здесь не увидите.

Женщина с головой
Если женщина идет с опущенной головой - у нее есть любовник! Если женщина идет с гордо поднятой головой - у нее есть любовник! Если женщина держит голову прямо - у нее есть любовник! И вообще - если у женщины есть голова, то у нее есть любовник!

Раневская как-то сказала с грустью:
— Ну надо же! Я дожила до такого ужасного времени, когда исчезли домработницы. И знае­те почему? Все домработницы ушли в актрисы.

— Меня никто не целовал, кроме жени­ха! — с гордостью сказала Раневской одна мо­лодая актриса.
— Милочка, я не поняла, — отозвалась Фаи­на Георгиевна, — это вы хвастаете или жалуе­тесь?

Старшее поколение всегда ругает молодежь:
она, мол, совершенно испортилась, стала легко­мысленной, не уважает старших, без царя в голове, только о забавах и думает...
Услышав такой стариковский разговор, Ра­невская сказала со вздохом:
— Самое ужасное в молодежи то, что мы сами уже не принадлежим к ней и не можем делать все эти глупости...

Молодая актриса как-то спросила у Ранев­ской:
— Фаина Георгиевна, как вы думаете, поче­му у мужчин красивая женщина пользуется большим успехом, чем умная?
— Деточка, это же так просто! Слепых муж­чин на свете не слишком много, а глупых — хоть пруд пруди...
 
Медсестра, лечившая Раневскую  рассказала, как однажды Фаина Георгиевна принесла на анализ мочу в термосе. Сестра удивилась, почему именно в термосе, надо было в баночке. Hа что великая актриса возмущенно пробасила: Ох, ни хрена себе! А кто вчера сказал: неси прямо с утра, теплую?!

Однажды Раневская после спектакля сидела в своей гримерке совершенно голая и курила сигару. В этот момент дверь распахнулась и на пороге застыл один из изумленных работников театра. Актриса не смутилась и произнесла своим знаменитым баском: «Дорогой мой, вас не шокирует, что я курю?»

За Раневской по одесской улице бежит поклонник, настигает и радостно кричит, протягивая руку: — Здравствуйте! Позвольте представиться, я — Зяма Иосифович Бройтман...
— А я — нет! — отвечает Раневская и про­должает прогулку.

— Неужели я уже такая старая, — сокру­шалась как-то Раневская. — Ведь я еще помню порядочных людей!

Фаина Георгиевна вернулась домой бледная как смерть, и рассказала, что ехала от театра на такси.
- Я сразу поняла, что он лихач. Как он лавировал между машинами, увиливал от грузовиков, проскальзывал прямо перед носом прохожих! Но по настоящему я испугалась уже потом. Когда мы приехали, он достал лупу, чтобы посмотреть на счетчик!

Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
- В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Раневская познакомилась и подружилась с теткой режиссера Львовича, которая жила в Ри­ге, но довольно часто приезжала в Москву. Тетку эту тоже звали Фаина, что невероятно умиляло Раневскую, которая считала свое имя достаточно редким. «Мы с вами две Феньки, — любила при встрече повторять Раневская. — Это два чрез­вычайно редких и экзотических имени».
Однажды сразу после выхода фильма «Осто­рожно, бабушка!» Фаина Раневская позвонила в Ригу своей тезке и спросила, видела ли та фильм?
— Еще не видела, но сегодня же пойду и по­смотрю!
— Так-так, — сказала Раневская. — Я, собст­венно, зачем звоню... Звоню, чтобы предупре­дить — ни в коем случае не ходите, не тратьте деньги на билет, фильм — редкое г..!

В театре им. Моссовета с огромным успе­хом шел спектакль «Дальше — тишина». Главную роль играла уже пожилая Раневская. Как-то по­сле спектакля к ней подошел зритель и спросил:
— Простите за нескромный вопрос, а сколь­ко вам лет?
— В субботу будет 115, — тут же ответила актриса.
Поклонник обмер от восторга и сказал:
— В такие годы и так играть!

В переполненном автобусе, развозившем артистов, после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так чтобы все слышали, выдала:
- Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание!

Кто-то из актёров звонит Фаине РАНЕВСКОЙ, справится о здоровье.
- Дорогой мой, - жалуется она, - такой кошмар! Голова болит, зубы ни к чёрту, сердце жмёт, кашляю ужасно. Печень, почки, желудок - всё ноет! Суставы ломит, еле хожу... Слава Богу, что я не мужчина, а то была бы ещё предстательная железа!

Эта дама может уже сама выбирать, на кого ей производить впечатление.

Глядя на прореху в своей юбке: Напора красоты не может сдержать ничто!

Орфографические ошибки в письме - как клоп на белой блузке.

На вопрос: "Вы заболели, Фаина Георгиевна?" - она привычно отвечала: "Нет, я просто так выгляжу".

Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.

Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.

Мне попадаются не лица, а личное оскорбление.

Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть.

— Я была вчера в театре, — рассказывала Раневская. — Актеры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил ее, то публика очень долго аплодировала.

— Очень сожалею, Фаина Георгиевна, что вы не были на премьере моей новой пьесы, — похвастался Раневской Виктор Розов. — Люди у касс устроили форменное побоище! — И как? Удалось им получить деньги обратно?

Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.

Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.

Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.
 
Узнав, что ее знакомые идут сегодня в театр посмотреть ее на сцене, Раневская пыталась их отговорить: — Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая... Но раз уж все равно идете, я вам советую уходить после второго акта. — Почему после второго? — После первого очень уж большая давка в гардеробе.

Тот слепой, которому ты подала монетку, не притвора, он действительно не видит. — Почему ты так решила? — Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»

Птицы ругаются, как актрисы из-за ролей. Я видела как воробушек явно говорил колкости другому, крохотному и немощному, и в результате ткнул его клювом в голову. Все, как у людей.

После спектакля Раневская часто смотрела на цветы, корзину с письмами, открытками и записками, полными восхищения — подношения поклонников ее игры — и печально замечала: — Как много любви, а в аптеку сходить некому.

Одиноко. Смертная тоска. Мне 81 год... Сижу в Москве, лето, не могу бросить псину. Сняли мне домик за городом и с сортиром. А в мои годы один может быть любовник — домашний клозет.

Не могу, когда шлюха корчит из себя невинность (увидев исполнение актрисой X. роли узбекской девушки).

Молодой человек! Я ведь еще помню порядочных людей... Боже, какая я старая!

Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».

Как я завидую безмозглым!

Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая актриса. — Все будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Все: и жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.

Если бы я, уступая просьбам, стала писать о себе, это была бы жалобная книга — «Судьба — шлюха».

Думайте и говорите обо мне, что пожелаете. Где вы видели кошку, которую бы интересовало, что о ней говорят мыши?
 
Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал. - Жалко, что мы не захватили пианино, говорит Фаина Георгиевна. - Неостроумно, замечает кто-то из сопровождавших. - Действительно неостроумно, - вздыхает Раневская - Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.